Первая история из сборника страшных сказок о великом городе Шгаре. В ней будет рассказано о роковой ошибке мужчины, и мудрости женщины, спасающей своего любимого.

В самом центре великого города Шгара, лучшего из городов, где полноводная река по имени Лим мельчает и усмиряет свой ход, жила прекрасная девушка по имени Шаги.

Ее отец, знатный гражданин города, а в прошлом видный ремесленник Дул Вази давно присматривал достойную пару своей черноокой дочери.

И вот однажды он нашел то, что искал. Один из мастеров, состоявший в ремесленном обществе, взрастил троих прекрасных сыновей. Стройные красавцы, талантливые ученики ювелирного дела, они были видными женихами.

А так как в те достопамятные времена каждый мастер цеха всегда стремился породниться с достойным господином, мудрый ремесленник неусыпно следил за учебой молодых людей.

Когда старший сын закончил учебу и на торжественной церемонии получил от учителя белую шапочку-доппу, как символ признания мастерства, Дул Вази подослал к счастливому отцу семейства своего слугу, дабы предложить достойную сделку.

В итоге, обе стороны остались довольны и через месяц молодые поженились.

Сказать, что супруги были счастливы — ничего не сказать. У любого, кто видел их, глаз не мог нарадоваться, как хороша была эта пара. Высокий статный Анжа и прекрасная тонкостанная Шаги были словно рождены друг для друга.

Ну, а дальше было вот что. Время летело, молодые супруги счастливо жили в отдельном маленьком доме на ремесленной улице. С утра до вечера Анжа сидел в мастерской, корпел над тонкими медными пластинками, припаивая к ним крученые ниточки с нанизанными шариками из сердолика.

В это время его верная Шаги следила за маленьким огородом, где росли тыквы, и садом, где наливался соком сладкий шгарский урюк.

Каждый день после полудня Шаги готовила любимому мужу обед из лепешек и сваренного на котле мяса.

Закутанная в тонкую шаль, она появлялась в мастерской мужа, молча оставляла ему обед и, едва коснувшись его черных кудрей, уходила.

И все было бы у них хорошо, если бы однажды Шаги не загляделась на резвившихся в саду воробьев и не забыла вытащить из тандыра лепешки.

Стыдясь накормить мужа подгоревшим хлебом, Шаги засуетилась и побежала к соседям за мукой. В этот же миг в мастерскую мужа заглянула какая-то особа, укутанная в белое покрывало, какие носят обычно арийки.

Она подошла к Анже и совершенно неприлично коснулась его головы, словно погладила младенца.

Анжа было улыбнулся, подумав, что пришла его Шаги, но тут же сконфузился, завидев арийку.

Он увидел, как влажно блеснули глаза женщины, а из маленького розового, как у младенца, ротика посыпались извинения за внезапное вторжение. И слова из ее уст звенели, как медные монетки на подносе танцовщицы храма Ишнар.
— Это вы — мастер Анжа, не правда ли? — спросила арийка.
— Да, моя госпожа. Чем могу служить вам?
В ответ арийка предложила заказ на ожерелье для запястья. Как и полагается по ремесленным обычаям, мастер Анжа повернулся к заказчице спиной, позволив ей обнажить руку для обмерки. Привычно и умело сняв мерку вслепую, Анжа вежливо спросил, куда доставить ожерелье. В ответ он опять увидел влажный блеск ее глаз и розовые губы едва шепнули:
— Я сама приду за ним, мастер Анжа.
И снова полетели дни. Заказ был готов точно в срок. Но сколько ни ждал мастер Анжа, загадочная особа так и не появилась в мастерской. Прождав ее до того момента, когда в сумерках темнеет даже сам воздух, а из чайханы начинает струиться сладковатый дым гашиша, Анжа решил, что сегодня заказчица верно уже не придет, и отправился домой. Ожерелье он захватил с собой, чтобы показать своей супруге. Мастер пока не мог позволить себе дарить Шаги такие дорогие вещи, но узнать ее вкусы никогда не помешает. И когда он вышел из ремесленного района, то краешком глаза увидел белое пятно, мелькнувшее в дали.
— Госпожа! — закричал мастер, узнав одежду арийки. Не дождавшись ответа, он побежал вглубь узких улочек, не боясь заблудиться в лабиринте глиняных дувалов. Но как только он приближался к белому покрывалу хотя бы на тридцать шагов, арийка вновь исчезала за следующим поворотом. И вот прибежал Анжа на самую окраину жилого квартала, где над рекой город обрывался и замирал в своей глиняной поступи. И вновь увидел белое покрывало, исчезающее за воротами большого просторного дома. Видимо, дом был построен совсем недавно, широкий и аккуратно побеленный.
Анжа вынул из поясного платка ожерелье и постучался в ворота. Появилась старая служанка, одетая в черную рубаху до самых пят. Мастер представился и попросил передать хозяйке этого дома ожерелье. Стрельнув глазами на чудесную вещицу, служанка сказала, что вера предков не позволяет ей прикасаться к украшениям, поэтому пусть мастер сделает это сам. Старуха проводила его во двор, где он присел на тахту и принялся ждать. Хозяйка появилась так же внезапно, как в первый раз в мастерской. Она вышла из узкой боковой двери и коснулась его головы. Анжа вздрогнул и обернулся. Он опять увидел эти глаза и вдруг понял, что ждал и хотел этого мгновения всю неделю, пока исполнял ее заказ.
Под предлогом того, что ей надо примерить украшение, арийка позвала его в дом. Когда они очутились в женской половине, что строжайше запрещено было законами жития в городе Шгар, она скинула покрывало. Перед мастером предстала девушка невероятной красоты. Ее тонкие брови были длинны до висков, белая кожа ее рук словно излучала свет. Не помня себя, мастер осмелился прикоснуться к ее рукам. И когда он это сделал, то вдруг очень близко увидел большие черные бездонные глаза арийки, и понял, что утопает в этой черноте и нет на земле занятия более приятного, чем уходить в эту черноту.
Когда мастер Анжа очнулся, оказалось, что он лежит в своей постели рядом с супругой. В раннем утреннем свете Анжа увидел, что Шаги не спит, а пристально смотрит на него. Анжа очень смутно помнил, что произошло после того, как он поднес ожерелье к рукам арийки, и даже подозревал, что все это ему приснилось. Он чувствовал себя хорошо отдохнувшим, по телу разливалась приятная легкость, а где-то в душе прохладным облаком парила пустота, и она тоже была приятна.
— Милый мой господин, ты пришел сегодня за полночь… Тебе не стоит так трудиться, — беспокойо произнесла Шаги и погладила его по лицу.
Мастер Анжа понял, что Шаги ничего не подозревает. «Ну и ладно, — подумал он про себя, — это была ошибка. Я не разлюблю свою маленькую Шаги и не позволю всяким уличным кошкам заманивать меня в свои норы». Так он подумал и заснул.
На следующий вечер Анжа решил закрыть лавку пораньше. Вина перед супругой терзала его весь день, и он решил забежать в торговые склады одного приятеля, чтобы купить красивые отрезы ткани для своей супруги. Но как только он дошел до жилых кварталов, ноги сами понесли его в сторону белого большого дома. И снова его встретила служанка в черном, и снова он очутился в маленькой комнатке, и снова прикасался к белым рукам и целовал сочные розовые подрагивающие губы таинственной арийки.
Анжа не помнил, когда и как он вернулся домой. Он проснулся рано утром, рядом спала его Шаги.
Он теперь точно знал, что всю ночь провел у арийки и чувствовал, что каждая клеточка его тела еще недавно полностью была отдана бурной и горячей страсти.
Так продолжалось почти три недели. Каждый день Анжа бежал к арийке, а домой возвращался глубоко за полночь.
Сказать, что красавица Шаги была недовольна — ничего не сказать. Сказать, что он не подозревала ни о чем — это быть наивным простаком, не знающим женщин. Глядя, кк ее господин приходит молчаливый, и, не зажигая огня, валится в постель, она начинала плакать и долго не могла заснуть. Анжа перестал целовать и ласкать свою красавицу жену, а еще хуже — он постепенно становился молчаливым и, даже, глядя ей в глаза, слега косил в сторону, будто выискивал кого-то за ее спиной.
Видимо, подземные слуги Ишнар нарочно придумывают испытания для женщин, чтобы проверить их ум и достоинство. В тот день, когда Шаги впервые решила устроить мужу допрос с пристрастием, что-то остановило ее. Наблюдая, как с каждым днем супруг отдаляется от семейного очага, она решила, что нужен совет мудрой старой женщины, испытавшей на себе все зло, которое способно выпасть на человека. Будучи еще молоденькой девицей, посещавшей ученый дом для девочек в ремесленном квартале, она слышала от подруг про старую колдунью по имени Хумай. Она проживала в одной из кочевых юрт на скотном рынке. Косматая и черная как уголь, Хумай перебивалась медяками, которые подносили суеверные покупатели, просившие колдунью освятить скот и позволить ему дойти до пастбищ без болезней и падежа.
И вот, дождавшись пятничного дня, когда ремесленники отдыхают, она сказалась супругу больной и отпросилась на скотный рынок, где якобы монахи из далеких горных поселений продают лечебные травы. На самом же деле, Шаги прямиком направилась в одну из женских закусочных, где без труда смогла узнать о том, как найти черную как уголь Хумай.
К великому счастью, она легко разыскала маленькую войлочную юрту среди огромного поля, сплошь заполненного воющими коровами, блеющими овцами и лошадьми. Каждый продавец держал свой скот на своем участке, спутав ему ноги длинной веревкой.
В юрте старой колдуньи невыносимо пахло прокисшим молоком и грязью. Едва не упав в обморок с непривычки, Шаги остановилась у входа, стараясь привыкнуть к полутьме.
Колдунья Хумай оказалась не такой страшной, как ее расписывали впечатлительные подружки. Она была даже сравнительно молода, если не считать нескольких седых прядей, выбивавшихся из-под засаленного кожанного платка.
Внимательно выслушав Шаги, колдунья попросила один день на раздумье. И предупредила, чтобы в течение суток Шаги вела себя в высшей степени благоразумно, потому что ее любимому супругу угрожает смертельная опасность.
Бедная Шаги возвращалась домой на ватных ногах. Переживания последних недель и странное предупреждение колдуньи сводили ее с ума.
Когда на следующий день она снова пришла к Хумай, ее поразили перемены в облике колдуньи. Взъерошенная, с выпученными глазами, Хумай бросала гадальные камешки и не обратила на посетительницу никакого внимания. Лишь закончив гадание, она мрачно посмотрела на Шаги и жестко сказала:
— Она все-таки пришла в наш город!
Тревога передалась Шаги и она спросила:
— Кто, досточтимая Хумай?
— А вот это мы спросим у твоего супруга! — Хумай вынула из темной неопрятной кучи вещей старый глиняный кальян и пристально взглянула на Шаги.
— Вот что, моя госпожа. Надо действовать быстро. Сейчас же сходи за своим супругом и приведи его ко мне. — И не сказав больше ни слова, она занялась своим кальяном, набивая его черными крупинками гашиша.
В тот день Анжа почувсвовал себя плохо и решил закрыть лавку. Ночные визиты к арийке измотали его. Он похудел и страдал от потемнения в глазах. Он целый день проводил в нетерпении, чтобы вечером стремглав унестись к своей любовнице. А днем изнывал от истощения. И когда посреди дня к нему прибежала Шаги, вся растрепанная и простоволосая, Анжа почувствовал, как к горлу подкатил тошнотворный комок, а ноги будто провалились в коварные зыбучие пески.
Очнулся Анжа уже в своем доме. Перед глазами маячило странное женское лицо. Анжа пытался отгородиться от неприятного видения, но вдруг понял, что все, что он видит — это явь.
— Не бойся, уважаемый Анжа! — сказала колдунья.
Анжа приподнял голову и почувствовал, как тонкие руки Шаги помогли ему в этом.
— Твоя супруга забеспокоилась о твоем здоровье и попросила меня подлечить тебя, — сказала колдунья. Она подняла голову и сказала, обращаясь к Шаги: — поблагодари людей, помогавших нести его, и скажи, что с господином все будет хорошо.
Анжа отыскал взглядом глаза Шаги. Заплаканная супруга смотрела с беспокойством и любовью. Она послушно кивнула колдунье, поднялась и ушла к выходу. Он увидел, как ее маленькая фигура закрыла ослепительный свет, идущий из дневного проема. Шаги что-то сказала людям, смутные тени которых виднелись сквозь пятно уличого света.
— Скажи-ка, мне уважаемый Анжа, давно ли ты ходишь к той женщине?
Слова колдуньи были как холодная вода на раскаленный камень. Но бедный Анжа все-таки взял себя в руки.
— Три недели, — внешне сухо и безразлично ответил он.
Шаги, которая уже вернулась обратно к изголовью мужа, промолчала, только ее черные брови едва дрогнули и надломились, выдавая возмущение. Но голос колдуньи оставался по-прежнему спокойным.
— И как же зовут эту женщину?
Анжа сделал усилие, чтобы вновь вспомнить тот день в мастерской, когда арийка оставила ему заказ. Она сказала: «меня зовут Файман, на нашем языке это означает «Белая мечта». Он тогда лишь любезно склонил голову, а сам подумал: «какое странное имя!».
— Файман…
— Неправда, мой господин! — перебила ео колдунья. Она никогда не скажет своего имени, потому что у крыс имён не бывает.
Услышав слово «крыса» Шаги вскрикнула и обернулась на колдунью.
— Да, моя госпожа, вашего супруга соблазнила обыкновенная белая крыса.
Колдунья откинулась к стене. Глаз ее смягчились, рот раскрылся в самодовольной улыбке.
— Всем существам от рождения дается своя душа. Могущественная Ишнар следит за этим, когда раздает души. Но потому меня и не пускают в храмы, так как я усомнилась в могуществе Ишнар. Да-да, Ишнар временами ошибается и дает рождающемуся существу чужую душу. И я смею сказать, что иногда обыкновенная крыса получает человеческую душу, а обыкновенный человек — крысиную. Существа, обретшие чужую душу, теряют свою божественную сущность и становятся коварными ублюками, способными околдовать свою жертву и использовать ее в своем жестоком замысле.
Сказав это, колдунья открыла свой поясной мешочек и извлекла какой-то предмет бурого цвета.
— Чтобы помочь тебе избавиться от пагубного влияния твоей любовницы, я приготовила отличное лекарство. Держи вот это… — колдунья протянула Анже маленький гладкий шарик.- Пока крыса не извела тебя, и не скормила своим деткам…
Анжа поднес шарик к глазам.
— Это воск, смешанный с особым зельем, позволяющим человеку бороться с колдовскими чарами, — сказала Хумай. И ухмыльнулась: — не побрезгуй, досточтимый Анжа.
Анжа, которому уже было все равно, что делать, собрался было проглотить это зелье, когда жесткий голос колдуньи остановил его:
— Не сейчас, мой господин. Зелье надо употебить, когда окажешься в объятиях этого существа. Я не даю людям слепую надежду, а только сильное лекарство, которое лечит с одного раза и навсегда.
Поздно вечером мастер Анжа отправился к дому арийки. Когда он добрался до того, переулка, где впервые увидел ее белую накидку, он понял как обманчиво человеческое счастье. Теперь он не был ни достойным мужем, ни сладострастным любовником.
Ощущение своей неопределённости мучило его несказанно. С этим чувством мастер вошел в дом, в котором теперь не ждал радости, а только страшную засаду и неизвестность. Но стоило ему увидеть ее лицо, как он позабыл обо всем. Они обнялись, и прошли в женскую половину дома. Он говорил ей свои самые сокровенные слова, недосказанные еще с прошлых ночей, и в ответ слышал ее нежный голос. Они обнажились и ушли в друг друга без остатка. Он говорил даже тогда, когда дыхание его подруги стало прерывистым и по всему ее телу будто прошлась волна радости и облегчения. Убедившись в том, что она испытала это, он больше не сдерживался и выпустил свой сок, крепко обняв ее, как самое ценное свое богатство.
…Он читал ей стихи почти позабытого Абидама, в котором любимые ищут свое счастье в этом мирском беспорядке. И она вторила ему стихами тонкого ироничного Сокраба, в которы женщина была готова на любые муки ради любимого. Когда в комнате стало душно, они распахнули покрывало и впустили в дом ночные звезды. Они угадывали созвездия и давали им свои собственные имена. И когда Файман призналась, что хочет от него детей, он вскоил и поднял ее невесомое тело до самой луны. Он был согласен, как бывает согласен ослепленный счастьем человек, но вдруг осекся… Осекся, когда Файман сказала еще кое-что… Он опустил ее на мягкую шелковую постель и переспросил:
— Файман, во имя Ишнар, не ослышался ли я? Повтори еще раз!
И Файман сказала, что подарит ему сразу шестерых детей…
Бедный Анжар медленно потянулся к своей одежде. Он в последний раз посмотрел на счастливое лицо своей любовницы и нащупал в складках своего пояса маленький восковый шарик. Он смотрел на ее тонкие брови, на распухшие от поцелуев губы и понял, что больше не увидит их никогда. Он разжевал шарик и проглотил его.
В его голове тут же появилась тяжесть, словно, кто-то в шутку нахлобучил на него медный таз. Он увидел, как его тело стало раздуваться и расти. Ему уже было тесно в комнате, он задел головой потолок. И увидел, как лицо Файман охватил ужас. Он молча стерпел боль, когда его плечи и спина взломали стены, и над головой засветила луна.
Колдунья не обманула. Ее лекарство избавило его от чар существа с чужой душой. И когда он поднялся на ноги, оказалось, что стоит посреди мусорной ямы. Не было никакого белого дома. Не было ароматных свечей, не было шелковых покрывал. Он стоял посреди разоренной крысиной норы, в которой метались две крысы: белая и черная. Но никакая сила на свете не заставила его посмотреть под ноги и увидеть, кем на самом деле была его любимая Файман.
Белые стены оказались просто густыми зарослями саксаула. Пробравшись сквозь колючие объятия сушняка, он понял, что находится на дне высохшего русла реки. Великая Лим давно свернула со старого пути, оставив людям большую выгребную яму.
Анжа понуро побрел домой. Вскоре он увидел впереди маленькую фигурку своей супруги. Как ни заклинала колдуня, Шаги не выдержала мук ожидания и побежала искать своего любимого мужа, живым или мертвым. Он махнул ей рукой, надеясь, что при свете луны она увидит его. И затянул старую дехканскую песню, которую знал и пел весь простой люд:
Звездочки на небе не пахнут,
Пахнет только вино.
Слова никогда не радуют,
Радует только вино.
Мечта не бывает сладкой
Сладкое — только вино.

© 2006 Рустам Ниязов